Сейма и Турбино – загадки древней Евразии
Не только Сейма и Турбино, но и Ростовка, Сатыга, Решное — все эти обыденные русские названия обозначают одно из самых загадочных явлений в истории лесной полосы Евразии, от Монголии до Финляндии.
Сейминско-Турбинский транскультурный феномен — именно так называют комплекс археологических памятников, разбросанных на огромной территории, отделенных друг от друга тысячами километров, но имеющих настолько большое сходство, что объяснить его простым совпадением невозможно. Это могильники, датируемые первой половиной II тыс. д. н. э., которые просуществовали очень недолго, но вещи, извлеченные из них археологами, и их территориальное расположение до сих пор вызывают огромное удивление и ожесточенные споры.
В чем же дело? Почему обычные погребальные памятники не вписываются в принятые археологические классификации и в чем уникальность предметов, найденных там? Какие существуют версии их появления и происхождения?
Началось все в 1891 году, когда на правом берегу реки Камы напротив места впадения Чусовой был открыт новый исторический объект – Турбинский могильник. Первые же находки ввергли в изумление научный мир. Огромное количество высококачественного бронзового оружия. Это полностью противоречило представлениям о таежной зоне как о месте, где с металлами познакомились очень поздно и в эпоху существования Турбинского могильника господствовал каменный век. В 1912 году был обнаружен практически полностью аналогичный Турбинскому Сейминский могильник, расположенный на Оке, рядом с местом ее слияния с Волгой. Позже, уже в советское время, были проведены широкомасштабные исследования этих объектов. Тогда же были обнаружены и исследованы еще три крупных памятника этого типа – Ростовка, Сатыга, Решное. Однако, чем глубже и скрупулезней исследовались могильники, тем больше возникало вопросов. Они никак не вписывались в сложившиеся представления об этапах развития лесной полосы Евразии и традиционные археологические классификации.
В первую очередь удивлял технологический уровень производства бронзовых орудий – тонкостенное литье. Такой технологии в ту эпоху не было практически нигде, разве что на Древнем Востоке и Балканском полуострове. Не менее интересным было их географическое расположение. Почти все они располагались в местах впадения больших притоков в крупные речные артерии – Иртыш, Каму, Волгу. Получается, что эти могильники находились в стратегически важных точках, на перекрестках водных путей Восточной Европы и Западной Сибири. Запутывало ситуацию и то, что они находились на расстоянии не менее тысячи километров друг от друга, за исключением Решенского, который недалеко от Сеймы.
Исследования иного, неметаллического инвентаря и обряда захоронений запутали все еще больше. В каждом могильнике свой набор, имеющий очень немного общих черт. К тому же не металлических изделий в этих памятниках очень мало, а те, что есть по большей части относятся к культурам окружающим памятник. А это культуры достаточно сильно отличающиеся друг от друга. И наконец, последняя изюминка – полностью отсутствуют поселения, которые соответствовали бы по типу могильникам. Нет таких, хотя искали очень тщательно. Ощущение, что эти люди нигде не жили, но умерли и были похоронены, иногда даже в свое отсутствие. Во всех памятниках множество кенотафов – погребений без покойника, только инвентарь.
Столь странное явление привело к появлению множества вариантов его объяснения. Однако, на данный момент, всерьез можно обсуждать только три гипотезы, которые достаточно аргументированы. Две из них находятся в русле традиционных представлений об этапах развития социально-политических и этнических структур, а третья версия отказывается от них и усложняет эти структуры, но тем самым добивается самого логичного объяснения сейминско-турбинского феномена. Но по порядку.
Первая гипотеза – миграционная. Наиболее распространенная. Основывается она на анализе металлических изделий и утверждает, что люди, оставившие эти могильники, двигались с востока на запад. Однако здесь много неувязок и противоречий. Все памятники этого типа существовали очень недолго и практически одновременно, что не дает возможности выделить какой-либо из них в качестве исходного пункта. Отсутствуют следы прихода нового населения в культурах окружающих памятники и на пространстве между ними, а миграции обычно оставляют явные следы. Есть и другие пробелы, которые не позволяют безоговорочно принять эту версию.
Теория, основанная на анализе керамики из могильников, говорит о местном происхождении каждого из этих памятников и относит их к разным археологическим культурам. Но как тогда быть с удивительным единством бронзовых изделий – по форме, по технологии, по сырью. Удовлетворительного ответа данная теория не дает.
Третья версия базируется на географическом расположении памятников и математическом анализе погребального обряда. В результате чего была выдвинута гипотеза о некой крупной этно-социальной общности, перекрывающей границы отдельных общин и племен, которая сформировалась в результате угрозы с юга, из степей, где в это время активно развивались ирано-арийские культуры. Не случайно, что крупные сейминско-турбинские могильники располагались в основном на границе леса и степи. Внутри этой общности была развита торговля и обмен технологиями. Эта теория достаточно логично объясняет и местный характер глиняных изделий при единстве металлического инвентаря и странную географическую разбросанность некрополей, но и в ней есть свои недостатки.
В итоге можно сказать, что Сейминско-Турбинский транскультурный феномен все еще ждет новых исследований и внятного объяснения.
